Темные доимперские времена: Из Мрачного в Сказку
Мрачное королевство
Автор: Яблоко Раздора
Скрюченные, прогнившие деревья, доселе окружавшие ее со всех сторон, поредели. Варвара сделала резкий, радостный вдох. Морозный ветер иголками впивался в лицо, безжалостно кусал, но остановить ее не мог. Толстая коса за спиной кнутом хлестала спину.
Над лесными верхушками стражем-великаном возвышалась Ель, и Варвара смотрела на нее, как на путеводную звезду. Уголек, что она трепетно держала в руках, вспыхивал при каждом ее прыжке. Становился вдруг алым-алым, а потом снова тускнел. Каждый прыжок мог стать последним. Выгорит уголек, и деду конец. Хоп! Вара перепрыгнула через покореженную ветку, тяжело приземлилась. Уголек вдруг резко потух. Гори, гори, родимый! Фууу, фууу. Ну, же!
За ухом послышался тоненький смешок. Затем хрюканье. Варвара побежала и даже не глянула в сторону - нельзя, отвернешься, и верно, оступишься – вредной нежити и так слишком весело.
Толстячки-человечки в белых халатах и остроконечных шапках были ее проводниками. Хохотуны еще те. С начала пути так и не заткнулись.
Хо-па! Она ловко запрыгнула на небольшой валун, чуть не поскользнулась, но удержалась на ногах. Ноги. Варвара отстраненно отмахнулась от мысли, что уже давно их не чувствует. Жгучий снег заставлял забывать о боли.
Варвара осторожно соскользнула с валуна, присела. Подула на уголек. Тот приятно попыхивал, в нем билась жизнь. Душа.
— Торопи-и-с-с, - над ухом зашипели два других голоска. — Времени мало, гл-у-у-пая.
— Глупая! Глупая-глупая!
Хор шипящих и хрипящих голосов только сбивал с толку. Пять краснокожих существ закружили вокруг неё хоровод, пританцовывая в воздухе и рыгая пламенем. Она тряхнула головой. Разорвала белоснежный круг нечисти и побежала с удвоенной прытью. Нужно уголек донести. Деда Неждана душу... К самой большой сосне сказочного леса!
Варвара перепрыгнула ещё одну корягу, и вдруг, раз! Все ее тело обдало пламенем, словно она на лету прошла через колдовскую стену. Приземлилась на одну ногу, потеряла равновесие и упала.
Больно не было.
«Больно не будет, - дед Неждан всегда говорил. – Лучше так, чем вечно нежитью ходить. Нет хуже участи». Говорил. Хоть и служил Мрачному владыке…
Она лежала на животе в сугробе. Сложенные чашей ладони всё ещё держали уголек. Он горел. Слабо. Варвара подула на него, а потом осмотрелась.
Она ахнула бы, может, засмеялась, если б могла. Таких деревьев она ещё никогда не видела! Жилистые, будто бы сплетенные из тысяч крохотных стволов, покрытые густым инеем, похожим на работу неземного резчика по дереву. И ведь какая разница - на лицо! - с теми мертвыми коряжинами, мимо которых она только что пробегала. Сквозь витые, змееподобные ветви, припорошенные ранним снегом, на Варвару текли потоки молочного лунного света. И во всей этой серо-голубой, словно замершей, картине золотыми точками витали сонные пылинки-светлячки. Вокруг ни звука. Такая спокойная, приятная тишина...
Варвара засмотрелась, едва не забыла об угольке. Едва. Деда Неждана нельзя было забыть. Его нужно было спасти. Во что бы то ни стало.
Она встала и отряхнула коленки, зачесала пальцами одной руки назад оттяпанные тупыми ножницами волосы. Такие необычные, пепельного цвета. Почти такого же оттенка, какой приобретал уголек, стоило позволить ему затухнуть. Раньше её волосы были черными. "Как моё проклятое сердце - как-то сказал владыка. — Отвратительные патлы. Превзойти их уродство могут, разве что, цветы...". Он, конечно, преувеличивал.
— Чего ждеш-ш-ш-ь? - человечки закружили вокруг нее, гневно шевеля толстенькими, изувеченными ножками. Конечно, такими они казались только ей. Сами существа прекрасно обходились без пяток. — По сторонам смотриш-ш-ь? Нечего! Тут только поначалу так крас-с-с-и-и-во. А коль поглубже ступиш-ш-ь, страшнее, чем у нас бывает!
Они захохотали.
— На Север иди! Сама знаешь! - пропищал другой. — Устрой переполох!
Варвара хотела уже спросить: "А вы как?", но её губы не разлипались.
Остроголовые, похоже, поняли Варварин красноречивый взгляд. Помялись немного, а потом заговорили:
— Границ-ц-а! Нельзя! Только девчонка!
— Иди! Девчонка! Девчонка - девчонка!
С каждым визгливым, шипящим, а иногда и хрюкающим криком они удалялись все дальше. Варвара отметила про себя, что карлики так и не ступили за ту невидимую границу, которая обожгла ее пламенем. Не смогли пройти?
Она пошла по сугробам, заранее проверяя глубину каждого, чтобы случайно не провалиться и не потушить уголек. Чем дальше шла, тем больше становилось светляков. Только теперь они горели всеми цветами радуги. Никого другого Варвара не встретила. Так… и должно было быть.
«Они все соберутся у праздничной Ели, - объяснял ей владыка, - так что тебе нечего бояться. Да и даже если увидит кто… Зачем им останавливать человека? – тут он залился настоящим злодейском хохотом. — Время-то мирное. Зажжение Е-е-ли. Будет им. Будет! Зажжем им праздник, а, Вара-вара?».
Она сглотнула. Ноги сами понесли быстрее. Варвара была готова подпрыгнуть от любого шороха и звука, но шум выходил только из-под ее собственных стоп. Высоко над скрюченными ветвями деревьев нависло черное пятно Ели. С каждым шагом цель становилась все ближе. Кроме безразличных и излишне праздничных светляков, казалось, в лесу никого не было. А жаль.
Варвара сжала уголек в руках. Она почти хотела, чтобы ее остановили. Спроси ее кто, она бы призналась, что совсем не хочет исполнять приказ владыки. Невыносимо портить чужой праздник. Таких, как Варвара, в ее деревне называли поганками.
Был бы другой выбор…
Она шмыгнула и судорожно дунула на уголек. Живой еще. Горит…
Праздник бывает каждый год. А душе деда Неждана дали только один шанс. Или сегодня, или… быть ему нежитью. Душой, вечно запертой в бренной оболочке, управляемой кем-то другим.
Дедушка такого не хотел.
Где-то недалеко послышись хохот и звук музыки. С веток свисали алые гирлянды – в округлых сосудах, прикрепленных друг к другу черными лентами, пританцовывали крохотные феи, и их свет оседал на снег, окрашивая тот в светло-розовый. Варвару окружали тысячи следов.
Она уже близко.
Когда Варвара вышла на открытую поляну, все сказочные существа почти одновременно посмотрели на нее. Лица каждого покрывала маска. Даже лисы, почему-то ходившие на задних лапах, прикрылись ими. Варвара вздрогнула. На ней не было маски. Они заподозрят. Они поймут.
Остановите меня! Кто-нибудь…
Внутри она кричала. Разрывалась. Может быть, ее лицо само уже давно превратилось в бесплотную маску. Ее никто не услышал.
К ней подлетела какая-то птица, отдаленно похожая на снегиря, и кинула в руки маску. Черную, с кривыми волчьими ушками. Она - волк в овечьей шкуре.
«Побудь моим инструментом, - владыка тогда впервые ей улыбнулся, - и он будет свободен навечно».
Варвара с грустью посмотрела на уголек. Сжала руки в замок, так, чтобы никто его не увидел. Подула в щелочку между пальцами. И улыбнулась…
Существа перестали обращать на нее какое-либо внимание и продолжили заниматься своими делами. Целая толпа птиц, восседающих на нижних ветках Ели, похоже, готовилась к праздничному концерту. Другие животные таскали на спинах деревяные балки. Кто-то даже творил диковинную магию, от которой у Варвары живот прихватывало.
Лес кричал красками и танцевал песнями. Мелкие белые хлопья медленно покрывали все вокруг снежной пудрой.
Варвара обошла Ель сзади, присела у ее ствола. Прикоснулась к нему костяшками закоченевших пальцев. Внутри Ели, казалось, бился быстрый, невыразимо тревожный пульс. Варваре даже подумалось, что дерево знает, что она собирается сделать. Может, и знает. А может, в могучем стволе, который даже десяток молодцев из их деревни не обхватят, бьется и мечется душа. Такая же, как в угольке, который она спрятала меж ладоней.
Сейчас это уже не имело значения.
Она поднесла уголек к Ели и дунула. Он сказал, этого достаточно. Душа дедушки поднимется вверх, прямо в небо, и улетит вместе с белым пеплом. Фу-у-у-у-у. Варвара отскочила от взорвавшегося пламени и упала на спину. Отсюда она видела, как бушующий огонь разгорался и взбирался к вершине тонкими огненными дорожками, и уходил выше. В небо. Лес взорвался дикими криками.
Варвара скривила бескровные губы и выплюнула сгусток крови. Ее окоченевшие до черноты ступни уже не чувствовали тепло, раздаваемое диким жаром. На глазах лежал побелевший до седины локон. Руки больше ничего не грело.